также тем, что проявлял большую заботу об отдыхе. Это и нам, женам его сотрудников, нравилось. Он подсказывал, что нужно организовывать коллективные посещения кино, театра. По его настоянию билеты прежде всего вручали младшему персоналу. Он говорил, чтобы каждая техничка, например, кроме работы, могла бы быть в общественных местах.

Не забывал он и наши заволжские просторы. Он помогал снимать паром, где умещалось больше ста работников с семьями. Грузили буфет, организовывали оркестр. Хорошо было отдыхать с ним: веселый, с задорным смехом, шутил, подходя от одних к другим. И уха, и игры, и танцы — ничего не проходило без него. У меня есть даже фото одной из таких прогулок. Смеется он на ней так задорно…»

Я выпросил у нее эту фотографию, чтобы снять копию. На обороте надпись: «Маевка коллектива общепита во главе с директором Клочковым Василием Георгиевичем. Вольск. Заволжье».

Маевка — слово-то какое, жаль, что теперь оно не очень в ходу. Рассматриваю снимок… Поляна, так залитая полдневным солнцем, что даже на изрядно пожелтевшей от времени фотобумаге радостно светится… Вдали лесок с пляшущими бликами по листве. Густая и до коленей высокая и вся в пышном многоцветье трава, на которой, примяв ее, скатерть с обычной для загородных выездов снедью. Бутылки тоже. Кажется, ящик патефона виднеется.

Как же хорошо всем им: кто-то вольготно возлежит, кто-то непринужденно — на коленках. И ни одного без улыбки. Чувствую, что расплылись в улыбках не только по просьбе фотографа. Веселы и от всего вокруг, и от себя, собравшихся, и оттого, что никаких тебе тревог или огорчений. Управляющий явно не стесняет: он не чопорен, не чванлив, со всеми на равных. Фотография и об этом легко рассказывает.

Василий и еще один парень, а это муж Таргановой, Алексей Васильевич, в гимнастерках, остальные мужчины в узехоньких по тогдашней моде пиджачках — талия в обтяжку и, наоборот, в широченных, мешковато провисающих брюках.

Нина Клочкова — совсем по виду девчонка — скромно уселась где-то сбоку, подальше от мужа.

Василий сразу на фотографии выделяется, хотя лежит вовсе не в центре, как вроде бы полагалось начальнику. Он приметен не только задорной улыбкой, но и озорным жестом — рука приподняла стакан, и по-казацки чубатой, спадающей на лоб вихрастой шевелюрой, и тем, что так естественно дружелюбно, по-товарищески просто держит себя с сослуживцами, растворился в отдыхе, в веселье, в беззаботной молодости…

Увлеченная душа! Пусть это и покажется несущественным, а все ж таки интересно читать в письме Таргановой: «Иногда с моим мужем они собирались в ночную, на рыбалку, а нам с Ниной Георгиевной шутливо наказывали, чтобы мы их не спавши встречали. И сколько тогда было разговоров о рыбацком счастье! Уху он любил кушать деревянной ложкой».

Письмо ее заканчивалось необыкновенно трогательно: «До сих пор осталась в моей душе благодарность ему за все его внимание».

…Лето 1940 года. До начала войны оставался год.

В самом конце июля Василий Клочков вновь становится — ненадолго, всего на месяц — студентом: приезжает в Москву для сдачи выпускных экзаменов. И выдерживает их, как уже знаем, весьма и весьма успешно. 31 августа ему вручен диплом об окончании ВИЗО.

Предполагаю, что в столице ему более обостренно, чем в далеком волжском городке, ощущалось, что близка схватка с фашизмом… Страна Октябрьской революции, конечно же, осознавала, что рано или поздно, но фашистская Германия нападет…

И вот совпадение — очередное: в дневнике Гальдера за 30 августа (на день раньше вручения диплома В. Г. Клочкову) появляется запись: «Увеличивается количество сведений о том, что Россия в 1941 году ожидает вооруженного конфликта с нами. Русские войска усиленно совершенствуют свою боевую выучку».

Дипломированный управляющий В. Г. Клочков возвратился в самом начале сентября домой и приступил к работе.

Если слегка пофантазировать, то нетрудно создать в воображении примерную схему обычного рабочего дня управляющего Вольским общепитом.

Кабинет. Стол с телефоном, письменный прибор с пресс-папье и стаканчиком для карандашей — два-три простых, синий, красный, на краю обычная, ширпотребовской модели настольная лампа. Еще стол — для заседаний. На стенах два портрета, плакат и какие-то деловые графики, диаграммы с показателями. Воздух в кабинете чист — Клочков никогда в своей жизни не курил.

Утро. Заботы, заботы… И хорошо, если слетались и стекались они не тревожные, а преисполненные насущным делом: информацией сотрудников, рассмотрением всяких разных текущих или на будущее, как говорится, перспективных бумаг — планы, бюджет, заявки и отказы на них (и так бывает!), акты, сметы и ведомости, отчеты, письма в общепит и письма за его подписью из общепита, директивы из вышестоящих организаций… Заходят люди. Он никогда не менял раз и навсегда установленного порядка: утром — оперативка.

На перекидном календарике строчки, напоминающие, что дальше сегодня надо сделать. Вызывают в горком, позвонить в горсовет, съездить по «точкам» (это столовые, рестораны, буфеты), подготовить документ, подготовиться к командировке в Саратов («выбивать» фонды, просить, требовать, но вполне возможно, что и получить замечания по отчету), прием посетителей (сколько справедливого, хотя и не всегда приятного выслушаешь, но сколько и никчемных жалобщиков)… И вечер расписан: опять плановые, но лучше, если внезапные, чтоб не ждали там начальства, посещения ресторана или столовых. Говорят, что поначалу пытались соблазнять во время вечерних обходов: выпивкой ли, бесплатным угощением…

В том самом календарике, где записывал для памяти самому себе задания, значилось — встретиться, переговорить с секретарем парторганизации, с комсоргом, с предпрофкома. С общественными организациями работал сообща. На них опора и тогда, когда лишь начинал тащить общепит из отстающих, и сейчас, когда дела пошли успешно.

Из воспоминаний И. А. Гостева:

«Несмотря на большую занятость по службе, Василий Клочков принимал активное участие в партийной и общественной работе. На собраниях он выступал с деловыми предложениями, аккуратно выполнял все поручения, которые на него возлагались».

Десять месяцев стоял В. Г. Клочков у руля своего многотрудного хозяйства. Выправил положение, пришел успех, пришел и настоящий в городе и у областного начальства авторитет. И его биография пополнилась новой записью.

Вновь дорога. Сложившимся человеком уезжает он из Вольска. Ему он отдал пять своих ярких и самозабвенно насыщенных лет. Чисто и честно, энергично прожиты эти годы.

Вольск обогатил его. В равной степени он отдал Вольску всего себя.

На второй неделе октября 1940 года Василий Георгиевич Клочков, жена и Эля усаживались в поезд дальнего следования.

В один из этих дней, а именно 9 октября, дневник Гальдера пополнился новой записью: «Рёрихт доложил о ходе боевой подготовки командиров батальонов и танковых дивизий…»

Учеба в торговом институте будущего политрука и боевая учеба офицеров-танкистов,